Уныние. Гриммджо неторопливо идет по коридорам Лас-Ночес, загребая
ногами мелкую песчаную пыль. Скудный лунный свет рвано очерчивает
переходы между залами, навевает тоску и меланхолию на арранкара. После
гибели Айзена и большей части Эспады синигами больше не показывались в
Хуэко Мундо. Лас-Ночес пришел в запустение. Пустые притихли. А рыжий
временный синигами – его главное развлечение за последнее время – уже
почти месяц не появлялся на его пути, выпрыгивая неизвестно откуда, как
черт из табакерки. Да, этот мальчишка… Он никак не шел у арранкара из
головы. Интересно, стал ли он еще сильнее? Было бы забавно сразиться с
ним снова. Узнать, зачем он спас его. Или зачем так отчаянно рвался
вызволять Орихиме из плена. Секста вообще стал замечать, что он
необычайно много думает об этом рыжем придурке… Но придти к нему за
дракой снова значило бы проиграть, признаться в своем и так уж чересчур
завышенном внимании к маленькому противнику. Поэтому ему ничего не
оставалось, как день за днем обходить опостылевшие уже коридоры и
комнаты в надежде найти новое развлечение. От всех этих мыслей
Гриммджо было невыносимо муторно жить. И главное, было совершенно
нечего делать. Поэтому Секста даже немного радуется, обнаруживая в
своих покоях Улькиорру - есть отличный шанс подраться. Скрещивая руки
на груди, Джагерджак нагло бросает Четвертому: -Эй, какого черта ты
забыл в моей комнате? Лицо Кватро не меняется. -Добрый вечер,
Гриммджо. У меня для тебя… подарок. А вот это уже странно. Тонкая
бледная кисть указывает в сторону кровати Сексты. На ней лежит что-то
большое, накрытое черным покрывалом. Джагерджак настороженно косится
на Улькиорру, но, поддаваясь природному любопытству, все же подходит к
постели и сдергивает темную плотную ткань. -Ка…какого черта, Шиффер? На
его белоснежных простынях, безвольно откинув голову на подушки, лежит
Куросаки Ичиго. Ноги синигами накрепко стянуты у колен и лодыжек
странными на вид металлическими скобами; такие же оковы обрамляют тонкие
запястья и локти. Рот завязан платком, глаза закрыты – кажется,
синигами в отключке. Арранкар поднимает на Четвертого полный
удивления взгляд, отчего синие глаза становятся еще ярче. -Улькиорра,
зачем он мне? Что это, черт возьми, значит? Кватро медленно отходит к
окну, попутно объясняя: -Это подарок тебе. Наверно, ты думаешь, что я
считаю тебя мусором, Гриммджо. Но из Эспады нас осталось всего трое, не
считая фрасьонов. Айзен мертв. И я подумал, что был не прав тогда,
отобрав у тебя жизнь этого синигами. Теперь он твой. Можешь делать с ним
всё, что душе угодно. Ты ведь давно хотел этого? Гриммджо
колеблется, облизывая внезапно пересохшие губы. Слишком уж непривычно
слышать такое от холодного и безразличного к чувствам других Шиффера.
Хотя этот подарок действительно очень ему нравится... Так нравится, что
какой-то теплый электрический разряд проскальзывает в груди, заставляя
сердце нервно ёкнуть… Кватро одергивает его, прерывая приятные
размышления: -Не медли. Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел его здесь –
злоба на синигами все еще велика среди пустых. Ты можешь унести его в
одно из заброшенных поселений арранкаров неподалеку – туда уж точно
никто не сунется. Но будь осторожен – сейчас этот синигами полностью
беззащитен, и неловким движением ты можешь убить его. Эти скобы удержат
его реяцу - они были одним из последних изобретений Заэля. Он не сможет
сам снять их. Секста коротко кивает; все же решаясь, аккуратно
поднимает неподвижное тело за узкую талию, накидывает на него покрывало,
ловко перебрасывая мальчишку через плечо. Черт, кажется, что-то
хрустнуло. Действительно, надо быть осторожнее. Джагерджак
полуоборачивается к Улькиорре. -Ну… спасибо что ли. Хоть развлекусь. А
теперь – быстрее отсюда, чтобы полностью насладиться своей побе… -Гриммджо,
еще кое-что. Арранкар оборачивается: -Помни – мы больше не звери.
Это накладывает на нас некоторую ответственность. Не поддавайся
инстинктам. Жадность – порок. Шестой неопределенно хмыкает и исчезает
в полумраке коридора. Гнев. Заброшенные каменные здания, раньше
служившие жилищами диким арранкарам, выглядят странно, будто их слепил
из песка и глины маленький ребенок. Гриммджо выбирает небольшую
хибарку с наименьшим количеством дверей, но с большим окном на крыше.
Он-то прекрасно видит в темноте, но ведь нужно, чтобы Куросаки был в
состоянии оценить всю ситуацию. Гриммджо ухмыляется про себя. Отбрасывая
в угол плотное покрывало, он опускает свою ношу на пол, у самой стены. Ичиго,
кажется, и не думает просыпаться. Арранкар садится рядом, на
небольшой каменный выступ. Теперь можно и рассмотреть добычу
повнимательнее. Даже не верится как-то…Он лежит перед ним – так
открыто и беззащитно; скованные руки почти молитвенно сложены у лица.
Луна красиво высвечивает силуэт поджарого, но удивительно
пропорционального тела синигами. Нет, убить его сразу было бы
непростительной ошибкой. Пусть очнется… Пусть увидит его - своего врага…
пусть осознает всю свою беспомощность… Волна покалывающего кожу
тепла проходит по телу арранкара. Странно. Гриммджо отмечает про
себя, что сейчас, когда синигами в обмороке и пока его брови не сведены
как обычно у переносицы двумя грозными стрелками, его лицо выглядит так
свежо и невинно. И волосы слишком мягкие и слишком яркого цвета. И едва
различимые на белизне кожи ресницы дрожат в такт дыханию. «Ну точно,
на девку похож». Да, определенно, теперь изгибы молодого тела под
черной тканью формы вызывали у него какие-то противоречивые чувства. С
одной стороны, по привычке хотелось бить и пинать наглого парня до тех
пор, пока у него не останутся силы только на то, чтобы подтянуть ноги к
животу в тщетной попытке защититься. А с другой стороны, хотелось
пробежаться жадными пальцами по всем мышцам и сухожилиям, бугоркам и
ямочкам, по всей, ками, нежной коже… А еще мальчишка кажется ему
сейчас таким хрупким. Как он выдерживал его удары? Как не сломалось это
стройное, даже худощавое тело под градом яростных атак? Грудь
синигами мерно вздымается и опускается под черной формой. Железные оковы
и белоснежная повязка на его губах кажутся такими органичными и
правильными - словно художник с извращенным воображением любовно
вырисовал все свои потаенные нескромные мечты… Гриммджо и сам
замечает, что получает от этой ситуации какое-то парадоксальное
удовольствие. Вдруг ресницы синигами слабо дергаются, сонные карие
глаза открываются, постепенно проясняясь. Блуждающий взгляд
останавливается на сидящем рядом арранкаре. Тень неприятного удивления
мелькает на мгновенно нахмурившемся лице. Мальчишка пытается что-то
сказать, но внезапно обнаруживает кляп у себя во рту. Бросает еще один
удивленный взгляд на застывшего в ожидании Сексту. Арранкар наблюдает
за ним с легкой улыбкой. Куросаки поводит плечом, потом уверенно
приподнимается… и со звонким бряцаньем падает обратно. Зажмурившись
из-за удара виском о каменный пол, он зло мотает головой. Подносит руки к
лицу и, наконец, замечает толстые железные скобы, охватившие его
запястья и сгибы локтей. Что-то вроде шока появляется в его глазах. Он
опять смотрит на Джагерджака, будто спрашивая, какого черта здесь
творится. Чуть двигает ногами и уже с четко сформировавшимся ужасом
понимает, что почти не может пошевелиться. -Что, Куросаки, дошло, да? Парень
упирается щекой в холодный пол, глаза его сужаются в непритворной
ярости. Неловко извиваясь, он умудряется оттолкнуться плечом от пола и,
навалившись спиной на стену, почти ровно сесть. Гриммджо цинично
наблюдает за его мучениями. -Ну, а дальше-то что? Вскользь проводя
взглядом по довольно осклабившемуся арранкару, Ичиго пытается скинуть
оковы. Ногами он решает не двигать, боясь потерять и так довольно шаткое
равновесие. Он яростно дергает руками, скребет по холодному материалу
наручников пальцами, до крови срывая кожу на запястьях. Но все без
толку. Тяжело дыша, он откидывает голову назад, упрямо задирая
подбородок. Гриммджо одевает маску полного равнодушия, расковыривает
мизинцем камень, на котором сидит. -Улькиорра сказал, что сам ты не
сможешь снять эти скобы. Они сделаны из какого-то материала, который
запечатывает реяцу. Так что, можешь дергаться сколько угодно – ты не
освободишься. Взгляд синигами полон решимости, и это побуждает
Гриммджо встать и подойти к нему ближе. -Ладно, давай хоть кляп изо
рта выну. Но едва Шестой протягивает руку, синигами шарахается от
него, как от чумы. Конечно, выглядит это весьма жалко – учитывая, что,
немного отшатнувшись от руки арранкара, Ичиго сразу же падает на бок,
сильно ударяясь головой об пол. Гриммджо недолго стоит над ним и
садится обратно. -Куросаки, да не дергайся ты. Я же просто поговорить
хотел. Ладно, черт с тобой, сиди так. А то еще начнешь ругаться,
кричать, молить о пощаде… Ичиго, прислонившийся щекой к холодной
глади пола, смотрит на него зло и насмешливо. «Дурак. Он еще не
понял.» Полные какой-то детской обиды глаза поднимаются на Гриммджо.
Синигами словно спрашивает, что ему надо от него. -Ты хочешь узнать,
что я собираюсь делать? Куросаки кивает. Арранкар гаденько
улыбается. -Ну, догадайся. Что делают с пленными врагами? Уж по
головке я тебя точно не полажу, ублюдок. Я тебе никогда не прощу то, что
ты решил спасти меня тогда. Ты думаешь, мне нужно твое гребаное
благородство? Раз ты спасаешь своего врага, значит, ты просто слабак! Тяжелая
волна несогласия мелькает в просветлевших глазах. -Ну, конечно же,
ты со мной не согласен. Но заметь, из-за своей слабохарактерности ты
сидишь сейчас один в Хуэко Мундо, один, полностью беспомощный. Ичиго
опускает глаза. -Итак, что же мне с тобой сделать? Куросаки снова
выжидающе глядит на арранкара. Тот грустно смотрит на него.
Связанного – но непобежденного. Серебристый свет луны красиво очерчивает
скулы мальчишки, маленькими светлячками пляшет в расширенных зрачках.
Гриммджо осознает, что он действительно сильно возбужден. Вся эта
ситуация, окружающая обстановка и главное, его маленький пленник,
разжигают в нем желание. «А почему бы и нет? Никто ведь не узнает…
Да, и этого придурка всё равно придется убить… Почему бы не поиграть с
ним всласть перед тем, как отомстить?» Арранкар вздыхает, собираясь с
мыслями. -Я, Куросаки, вижу только два выхода. Либо я тебя просто
убью, либо… трахну. Гриммджо внимательно наблюдает за выражением лица
парнишки. Если после первой части фразы в его глазах мелькает
отстраненное понимание, то после второй – шок и страх загнанного в угол
зверя. Он смотрит так, будто не понимает, шутит арранкар или просто
издевается. Гриммджо откидывает прядку голубых волос со лба. -Хорошо.
Я сегодня добрый. Я позволю тебе выбрать, Куросаки. Моргни один раз – и
я сразу же прикончу тебя. Два раза – и я тебя трахну, а потом,
возможно, отпущу. Ну, что выбираешь? Ичиго кажется, не совсем
понимает о чем идет речь. Поэтому он еще раз дергает руками – яростно,
со всех сил. В испуганных карих глазах четко читается лишь одна цель –
освободиться. Кое-как изловчившись, парень опирается на подрагивающие
руки и с тихим стоном вновь поднимается. Снова дергает руками, еще
больше раздирая кровоточащие раны на запястьях. На секунду затихает и
тут словно с цепи срывается. Бьется отчаянно, как бабочка на булавке,
всеми силами стараясь вырваться из плена. Гриммджо, внимательно
наблюдающий за ним, даже немного пугается. Но наручники выдерживают.
Улькиорра знает своё дело. Арранкар глубоко вздыхает и равнодушно
произносит: -Куросаки, успокойся. Я же сказал, ты не сможешь
выбраться. Тонкая черная фигура у стены перестает двигаться, словно
послушавшись. А потом…Синигами бессильно откидывается на стену,
обреченно повесив голову. Почти половина лица скрыта челкой. Гриммджо
кажется, что он видит, как тьма холодными щупальцами расплывается вокруг
мальчишки, чернильными потоками заливая угол, где он сидит. Так вот как
выглядит отчаянье? В молчании проходит пара минут. Наконец, Ичиго
поднимает полный грусти взгляд на арранкара и закрывает глаза. Стало
быть, один раз? Гриммджо отмечает про себя, что чувствует некоторое
недовольство из-за его ответа. -Что, Куросаки, опять геройствуешь?
Гордость не позволяет обменять честь на жизнь? Ичиго словно не
обращает на него внимания. Не поднимает голову, не шевелится. -Ну,
как знаешь. Гриммджо тяжело встает, упираясь руками в колени.
Поднимает с пола запылившееся покрывало и небрежным жестом накидывает
его на большой каменный стол, занимающий добрую половину комнаты. По
форме он напоминает диковинный древний алтарь. Арранкар ядовито
ухмыляется: -Неплохое место для такого важного дела, как считаешь,
Куросаки? Ичиго не реагирует. Джагерджак медленно подходит к
приникшему к стене парню. Он ждет подвоха – неожиданного удара, выплеска
энергии. Чего угодно. Но синигами не двигается. Лишь тонкие пальцы
слабо подрагивают, зажатые меж холодных железных скоб. Гриммджо
приседает перед парнем на колено, отрывает его от стены, притягивая к
себе. Конечно, можно было бы просто притащить наглого мальчишку за
шкирку или за рыжие вихры, но Шестому почему-то очень хочется подержать
его на руках. В этот раз Ичиго не отстраняется от него, не пытается
избежать прикосновения. Лишь слегка вздрагивает, когда большие сильные
руки оплетают его спину. Мальчишка безвольно роняет голову на широкое
плечо арранкара. Может, хочет запомнить хоть какое-нибудь тепло перед
тем, как его с головой поглотит холодный океан небытия? От
прикосновения мягких волос к неприкрытой шее по телу Сексты проходит
мучительно сладкая волна возбуждения. Стараясь делать это незаметно, он
прижимает хрупкое тело к себе чуть ближе, чем это нужно. Он слышит, как
бьется чужое сердце – громко, заполошно, сбиваясь с извечного ритма.
Сердце Гриммджо тоже стучит сильнее, чем ему следовало бы. На секунду
арранкару кажется, что сейчас, несмотря на видимую преграду мышц, костей
и кожи, их сердца ударяются друг о друга. Сражаются насмерть, как и они
сами часто делали это. Но на этот раз Ичиго проиграл. Арранкар
тихо шепчет парню на ухо: -Всё равно немного страшно, да, Куросаки?
Как бы ты не храбрился и не геройствовал, умирать – всегда страшно. Узкий
подбородок почти до боли упирается в его плечо. Гриммджо
останавливается перед большим камнем, непривычно колеблется. В этой
ситуации было что-то постыдно неправильное. Его враг сейчас полностью в
его власти. Побежден, унижен, связан. У него на руках. Неужели это сон?
Вот бы он длился целую вечность… Джагерджак подскакивает, мягко
ступает на поверхность стола. Зачем-то стараясь быть осторожным,
аккуратно опускает безвольно откинувшееся в его в руках тело на
холодный, даже через ткань покрывала, камень. Внимательно смотрит на
своего пленника сверху вниз. Нет, он не наслаждается с садизмом
последними минутами его короткой жизни. Он просто пытается понять это
странное, неизмеримо непонятное, чужое существо, пока не оборвалось его
дыхание. Ичиго не смотрит на него. Он отворачивает голову, неловко
укладывая сведенные судорогой руки на груди. Карие глаза устало
прикрыты. «Неужели он так просто сдался?» – думает Гриммджо. Он
медленно опускается на колени, почти садясь на живот парня. Раскрепляет
скобы на его локтях, чтобы ему было удобнее лежать. Ичиго не
сопротивляется и не смотрит на него. Секста достает белоснежную
катану из ножен. Рыжие ресницы едва заметно вздрагивают, когда
арранкар прислоняет холодное и острое, как бритва, лезвие к беззащитному
горлу. -Ну что, Куросаки, не передумал? Черные точки расширенных
зрачков медленно двигаются по золотистой радужке. Ичиго смотрит ему в
глаза. Решительно. Бесстрашно. Но несоизмеримо грустно. Словно
прощаясь. Парень глубоко вздыхает, чуть касаясь животом бедер
арранкара. Потом закрывает глаза и приподнимает подбородок, еще больше
открывая шею. «Невероятно. Он сдался. Что за чертовщина?» Арранкар
немного отводит лезвие, примеряясь для удара. Осталось всего лишь одно
движение, и он наконец победит его. Одно сокращение мышц – и ледяной
металл разорвет кожу, сломает позвонки, зальет кровью лицо человека,
которого он ненавидит. Чревоугодие. -Да пошел ты к черту! Гриммджо
чиркает лезвием по платку на лице синигами, вытаскивает кляп из его
рта, ненароком касаясь побелевших губ. Ичиго удивленно раскрывает вновь
ожившие глаза, сухо закашливается, стараясь сглотнуть. Секста в
задумчивости садится ему на подрагивающий живот. Он сам до конца не
понимает, почему опустил меч. Молча он взирает на стройное молодое тело,
целиком находящееся в его власти. Примитивная, животная жадность
охватывает все его существо. Зверь, являющийся основой, стержнем всего
его личности сейчас шипит, царапает в нетерпении когтями землю. «Возьми
то, чего тебе так хочется. Забери его тело. Уничтожь душу. Отними
жизнь.» Гриммджо задумчиво вздыхает. Да. Он может терзать и мучить
мальчишку, пока не устанет сам. Но хочет ли он этого? А синигами,
закашливаясь до слез из глаз, до румянца на бледных щеках, смотрит на
него, как на опасного психа. И ведь он чертовски прав в своих
подозрениях. Джагерджак на некоторое время задумчиво рассматривает
его. Потом склоняется, упирая руки о холодный камень по обе стороны от
его головы. -Черт, Куросаки! Так неинтересно. Может, хоть скажешь
что-нибудь напоследок? Как ты меня ненавидишь, или что твои друзья
отомстят за тебя, или что вся твоя родня до десятого колена будет
проклинать меня? Наконец откашлявшись и выровняв дыхание, Ичиго снова
отворачивается от пронзительных синих глаз. -Сказать?.. Но мне
нечего тебе сказать. Разве что… Ты… Ну, в общем… был хорошим
противником, Гриммджо, – на губах парня мелькает горькая улыбка Сидя
верхом на синигами, арранкар щелкает зубами у самого его носа. -Ками,
как же ты меня бесишь! Даже перед смертью ты направо и налево раздаешь
комплименты! Я тебя абсолютно не понимаю, Куросаки. Такого безнадежного
придурка даже убивать неохота… «Возьми что хочешь! Убей! Сокруши!» -
рычит зверь. А, почему бы и нет? Совсем чуть-чуть… Самую малость… Гриммджо
ехидно улыбается в лицо синигами. –Знаешь, а я передумал. Я сам
выберу, что с тобой сделать. Удивленный вздох Ичиго прерывается
жадным полузвериным поцелуем. Гриммджо с силой раскрывает побелевшие
губы; словно забирает то, что принадлежит ему по праву. Его язык
нахально исследует все уголки рта синигами, касается нёба и ровного ряда
зубов. Чуть приподнимая сопротивляющегося парня за шею, Секста еще
больше углубляет поцелуй, наслаждаясь вкусом мальчишки. Ичиго,
кажется, забыл, что можно дышать носом. И, когда арранкар наконец
перестает терзать его рот, он почти задыхается. Гриммджо слизывает
влажную полоску слюны, текущую из уголка губ мальчишки, всматриваясь в
потемневшие карие глаза. Облизывается. -Ммм… Куросаки, какая вкусная у
тебя реяцу… Ичиго возмущенно сглатывает, кричит в лицо арранкара: -Пусти
меня, извращенец! Я не педик, чтобы с тобой целоваться! – карие глаза
горят огнем всех костров ада. Гриммджо удовлетворенно трется щекой о
раскрасневшуюся щеку парня. -Так я тоже не педик. Просто ты такой
сладкий, маленький синигами… Давай доставим друг другу удовольствие один
раз и никому ничего не скажем? А, Курррросаки? Секста чувствует
легкое покалывание в груди. Он приподнимается и проводит рукой по своей
коже. Шрам от банкая Ичиго исчез. -Ух ты, Куросаки, посмотри! Твоя
духовная сила вылечила мой шрам. Невероятно… Давай-ка повторим… Вновь
впиваясь губами в сжатые губы парня, одновременно забираясь
требовательными руками под черное косоде, арранкар разводит его ворот в
стороны, оголяя грудь синигами. Ичиго яростно отбивается и возмущенно
шипит. Гриммджо неудобно прижимать связанные ноги Куросаки к столу,
поэтому он, смещаясь вниз, осторожно, одну за одной, снимает скобы.
Закрепляет их на тонких лодыжках синигами, чтобы они не переставали
блокировать его реяцу. Вновь подтягиваясь к лицу Куросаки, Гриммджо
чувствует тихую дрожь, волнами поднимающуюся в теле парня из-за его
передвижений. Хитро улыбнувшись, он стягивает косоде с отчаянно
вырывающегося мальчишки, разрывая рукава, чтобы снять форму, оставив
наручники. Пока Гриммджо занят этими сложными манипуляциями, Ичиго
умудряется вывернуться из-под жаркого тела, оставляя в руках арранкара
только обрывки черной ткани. Похоть. Отползая на край стола,
синигами почти падает. Неловко опираясь на руки, рывком встает… И
почти успевает добежать до двери, когда его накрывает поток реяцу
арранкара. Его собственные силы заблокированы, поэтому он обостренно
чувствует всю мощь духовной силы Гриммджо. Ичиго замирает на полпути и,
смешно дернув головой, валится на колени, упираясь стянутыми руками в
пол. Дышит тяжело. Гриммджо садится на край стола, свешивая ноги.
Говорит тихо и уверенно: -Куросаки, хватит дергаться. Надо уметь
проигрывать. Если ты продолжишь так себя вести, я могу и передумать… и
ты просто сдохнешь здесь. Худые плечи едва заметно вздрагивают. Ичиго
через силу поворачивает лицо к своему пленителю. -П-пошел ты… Арранкар
немного сбавляет поток реяцу, идущей от него, видя, что парню непросто
даже дышать. Ичиго тяжело поднимается на ноги, но не делает и шага
обратно к столу или к двери. В карих глазах отражается обреченное
понимание – убежать не получится. Гриммджо недовольно поднимается и
идет к застывшей в растерянности фигуре. «Найти скрытую пружинку,
надавить… Что же это? Что заставит тебя подчиниться мне? Ах, да…» Синигами
пятится назад и вскоре упирается лопатками в стену. Гриммджо
обхватывает его талию и шею, притягивает к себе. Куросаки в ужасе
начинает биться в сильных руках, захлебываясь собственной
беспомощностью. Он пытается ударить арранкара, но, кажется, сам
понимает, что ему не хватает ни силы, ни скорости. Ослабшие скованные
руки не могут причинить Сексте ни малейшего вреда. Гриммджо горячо
шепчет ему в ухо: -Куросаки, это начинает раздражать. Если тебе так
этого не хочется, может, попросить Улькиорру доставить сюда кого-то из
твоих друзей? Как ты смотришь на то, чтобы тебя заменила та маленькая
девка-синигами? Или Орихиме? Я думаю, она была бы рада вернуться в Хуэко
Мундо… Тонкое тело перестает дергаться и замирает. Парень бросает на
арранкара взгляд, полный ужаса. -Нет, ты не посмеешь! Ты не сделаешь
этого, Гриммджо. Это… Это подло! Джагерджак легонько прикусывает
мочку уха мальчишки. - Хочешь проверить, на что я готов ради победы
над тобой, синигами? Ичиго, видимо, собираясь с последними силами,
выпрямляет спину, решительно смотрит ему в глаза. - Нет! Не втягивай
их… Они не при чем. Но, Гриммджо, послушай, не делай этого… Это
неправильно. Так не должно быть. -Да чего ты так отбрыкиваешься? Ты
что, девственник, а, Куросаки? Парень смущенно отводит взгляд. Секста
сначала удивленно распахивает глаза, а потом издевательски ухмыляется. -О,
так я буду у тебя первым? – Гриммджо играет с мальчишкой, то немного
ослабляя хватку и позволяя отодвинуться от себя, то вновь притягивая. –
Это же еще интересней, Куросаки! Щеки Ичиго заливает краска.
Отворачиваясь от искрящихся алчностью синих глаз, он тихо шепчет: -Ты
все равно убьешь меня потом… Думаешь, я не понимаю этого? Тогда зачем
тебе… -Потом будет потом, синигами. А сейчас – тебе придется
слушаться меня. Если ты не хочешь подставлять кого-то, кто тебе дорог,
под удар,- горячие руки грубо ощупывают подрагивающее тело, поглаживают
грудь и спину парня. – Ты хочешь знать зачем? Да потому что иначе я с
катушек слечу…- Гриммджо жадно вылизывает шею мальчишки, не переставая
говорить, захлебываясь клокочущим в горле рычанием. – Ты даже не
представляешь, как бесишь меня, Куросаки. Ты как чертова незаживающая
рана. Я не успокоюсь, пока не узнаю почему… Почему я все время
возвращался за тобой... Почему прерывал удар… Почему ты так крепко засел
у меня в голове? В карих глазах отражается удивление и боль.
Гриммджо продолжает хрипло рычать. -Поэтому… Я просто должен сделать
это. Это на уровне инстинкта. Это как голод. Я должен обладать тобой. Я
хочу победить... Я хочу сокрушить тебя… Я хочу, чтобы ты пал на колени
передо мной… Короткий стон слетает с губ Ичиго, когда чужие руки
беззастенчиво ощупывают его бедра и пах. Кажется, физические силы также
покинули его тело из-за опасной близости сильного источника реяцу – он
начинает медленно сползать по стене. -Мммм... Куросаки, да ты уже
готов… Прости, что заставляю тебя ждать. Жадность. Гриммджо
волоком тащит почти не сопротивляющегося мальчишку обратно к столу.
Раскладывает юное тело так, как ему удобнее. Но стоит его рукам
подергать за завязки хакама, Ичиго снова упирается ему ладонями в грудь,
слабо отталкивая. Гриммджо нависает над ним, смотрит в полные страха
и боли глаза. -Поцелуй меня. Губы синигами беззвучно вздрагивают.
Он не находит в себе сил исполнить приказ. Гриммджо глубоко вздыхает
и начинает подниматься. -Ладно. Как хочешь. Надеюсь, твои сестры
окажутся более сговорчивыми… В тишине ночного воздуха будто слышится
щелчок захлопывающейся ловушки. Или это слишком громкий удар сердца
мальчишки? Холодные пальцы перехватывают арранкара за плечи, тянут
обратно. -Нет! Стой, Гриммджо! Я… Я всё сделаю… Парень неловко
закидывает скованные руки на шею арранкара и, приподнимаясь, осторожно
касается его губ дрожащими губами. Он целует очень аккуратно, почти
нежно, боясь сделать что-то не то. Так легко и по-детски неумело. Но
от этих прикосновений по телу арранкара проходит крупная волна дрожи. Он
хочет прошептать, но из горла вырывается хриплое рычание: -Ну вот,
видишь? Можешь ведь, если хочешь… А теперь, пора избавиться от тряпок. Выныривая
из-под рук синигами, Гриммджо нетерпеливо стаскивает с него хакама.
Следом за черной формой на пол летит и белая. Ичиго дергается,
стараясь прикрыться руками, но арранкар перехватывает его за запястья и
вытягивает тонкие руки над рыжей головой. Прижимает коленом и раздвигает
брыкающиеся ноги мальчишки. Куросаки захлебывается вздохом, и что есть
мочи прикусывает губу, стараясь не подавать звуков, когда арранкар
наваливается на него всем телом, немного трется животом о напряженную
плоть. Кажется, Ичиго уже сам сильно возбужден. Гриммджо проводит
горячим языком ему по шее – и дальше, за ухо, наслаждаясь раздавшимся
сквозь сжатые зубы приглушенным шипением. Потом, также удерживая тонкие
запястья, мягко гладит свободной рукой внутреннюю поверхность бедер
парня, и еще, чуть повыше, между ног. Гибкое тело извивается под его
руками как послушная марионетка. В потемневших карих глазах возмущение
адским коктейлем смешалось со стыдом, отчаяньем и наслаждением. Гриммджо
уже почти трясет от нетерпения. Ему кажется, что воздух вокруг начинает
плавиться и потрескивать от напряжения. Всё, что он хочет - это
овладеть этим молодым телом быстро и жадно. Но нельзя. Почему-то
нельзя быть жестоким. Что-то не дает звериной сущности вырваться наружу.
Может, немая мольба в этих глазах? Черт. Несколько минут назад он был
готов перерезать ему глотку, а сейчас боится причинить боль. Что за
чертовщина с ним творится? Гриммджо дотрагивается пальцами до плотно
сжатых губ синигами. -Оближи. Тот коротко отрицательно мотает
головой, всё ещё стараясь освободиться. Арранкар с силой прижимает
худое тело к камню, в душе насладившись раздавшимся из-за этого
прикосновения тихим стоном. -Идиот, я ведь о тебе забочусь. Не бойся,
я не буду причинять тебе сильную боль. Оближи. Тонкие губы совсем
чуть-чуть раскрываются, но и этого достаточно. Гриммджо проталкивает
пальцы ему в рот и чувствует, как зубы мальчишки несильно впиваются в
его кожу. Влажная шелковистая поверхность языка несмело касается его
пальцев. -Вот и хорошо. Не бойся, Ичиго. Парень коротко
вздрагивает всем телом, когда он произносит его имя. Показалось? -И-чи-го… Нет,
не показалось. Он опять вздрагивает. Почему? Гриммджо вытаскивает
пальцы изо рта синигами, его рука скользит между дергающихся и сжимающих
его бедра ног. -Терпи. Потом будет легче. Ичиго полувсхлипывает и
закусывает плечо арранкара, когда его пальцы, осторожно, но настойчиво
проникают в него. Гриммджо тяжело дышит и внимательно всматривается в
перекошенное болью лицо, в глаза, блестящие от непрошеных слез. -Не
зажимайся, Ичиго. Так будет больнее. Расслабься. Синигами отпускает
его плечо и отводит глаза. -Как я… ах… могу расслабиться?.. Тогда
Гриммджо отпускает его руки и гладит по мягким волосам, по алеющим
румянцем щекам; проводит пальцами по бровям мальчишки, другой рукой
растягивая и проникая все глубже в сопротивляющееся тело. Успокаивает,
нашептывает на ухо: - Ну, тише-тише… Слушай мой голос, Ичиго.
Успокойся. Сейчас будет легче. Парень отчаянно извивается под ним,
запрокидывает голову назад, пробует хоть чуть-чуть отодвинуться от
причиняющих боль и ласкающих пальцев. Внезапно, резко приподнимаясь,
он горячо и исступленно шепчет в лицо арранкара: -Освободи мне руки… Гриммджо
удивленно моргает, но, переставая терзать Куросаки, раскрепляет
последние скобы на его запястьях. Теперь железные оковы крупными
браслетами звенят на его руках. Ичиго выгибается и впивается ногтями в
шею арранкара, оставляя на ней багровые полумесяцы ранок. В ответ на
это Гриммджо грубо дергает его за бедра; чуть приподнимая, заставляет
задрать ноги почти к нему на плечи. Кажется, мальчишка чуть не
кончает уже от этого движения. Но он опять отворачивает пышущее румянцем
лицо. Гриммджо прикусывает его за шею. -Нет уж. Смотри мне в глаза. И,
как только он видит расширенные зрачки в обрамлении радужек цвета
расплавленного золота, он резко толкается вперед, с трудом преодолевая
сопротивление тугих мышц. Ичиго коротко вскрикивает, цепляется
тонкими пальцами за широкие плечи Сексты. Но теперь он уже не может
сопротивляться – в такой позе никак не зажаться. Гриммджо не
двигается, только вздрагивает крупной дрожью, ожидая, пока немного
разгладятся перекошенные болью черты лица юного синигами. Ичиго начинает
дергаться, словно прося продолжать, смотрит зло и… нетерпеливо? Гриммджо
начинает двигаться, постепенно ускоряя ритм. Он едва сдерживает
рвущуюся на волю жадность и жестокость. Он даже не может сказать
что-нибудь мальчишке – все тело будто оплетено горячими кольцами боли, в
горле словно пылает пожар. Синигами дышит тяжело и прерывисто,
захлебывается каждым вздохом, но уже не вырывается. Немного сдвигаясь,
Секста начинает входить в него под другим углом. И тут Ичиго
вздрагивает всем телом, до хруста суставов выгибается в его руках,
протяжно и сладко стонет. Гриммджо довольно шепчет ему в ухо, борясь с
судорогой, сведшей челюсть: -Нашел… Хорошо, да, Ичиго? Тот снова
всхлипывает, смотрит слезящимися глазами так жалостливо. И внезапно сам
впивается жадным поцелуем в губы арранкара. Тот, справляясь с секундным
замешательством, отвечает – требовательно, собственнически перехватывая
инициативу. Тонкие пальцы обхватывают его шею, соединяясь в замок на
затылке. Отвечая на каждое движение арранкара, Ичиго начинает трястись,
как в горячке. Он будто не может сдержать рвущееся наружу желание и
наслаждение. Гриммджо почти рычит, низко, хрипло, едва выговаривая
слова: -Ичиго... перестань дрожать… иначе я сейчас… ох, черт…. Они
кончают почти одновременно – мальчишка лишь немного дольше дергается в
его руках, вскрикивая сквозь крепко сжатые зубы. Но жадность не
позволяет Гриммджо остановиться. Он хочет увидеть эти молящие о ласке
глаза еще раз… И еще… И еще. Зависть. За долгие годы своей
полузвериной жизни Гриммджо стал воспринимать банальный акт любви просто
как разрядку. Как выплеск ненужных эмоций и напряжения, если некого
было убить. Но он знал, что иногда, крайне редко, во время секса
случается нечто удивительное, нечто качественно другое, нежели жалкие
секунды удовольствия. Случаются моменты, когда два существа, будто
сливаясь, становятся одним целым, единым энергетическим контуром. И в
этот момент все секреты чужой души открываются. Им повезло – именно
так и случилось. И в тот же миг Гриммджо понял все о странном пареньке. Поток
нахлынувшей информации на миг ослепил его, резанув глаза всей палитрой
людских чувств. Такие живые, такие яркие – они пронеслись сквозь его
сознание, попутно выжигая собственные серые и однообразные воспоминания. Так
вот как чувствуют люди. Он давно уже не способен на это... Но не это
главное. Он увидел, он почувствовал такое, чего и представить себе
не мог… Когда он наконец оставляет мальчишку в покое, тот даже не
шевелится. Повернув его лицом к свету, арранкар видит на его щеках
грязные разводы от слез. Бледные губы в крови, а плоть возле правого
запястья прокушена. -Ичиго? Ты что?.. Я что... Я тебе нравлюсь?.. Синигами
просто измученно закрывает глаза и отворачивает голову, словно прося не
смотреть на него. Гриммджо внезапно чувствует себя таким потерянным,
таким крошечным в этом мире. Вот сейчас, еще немного, и он будет
раздавлен чужими чувствами, которые втоптал в грязь своей звериной
жадностью. Похоже, он совершил какую-то страшную ошибку. Не совсем
понимая, что и зачем он делает, он притягивает к себе недвижимое тело и
целует рыжую макушку. -Прости, Ичиго. Я не знал. Черт возьми, откуда я
мог знать? Я не причинил бы вреда твоим близким. Я сказал так, потому
что хотел не силой заставить... А чтобы ты сам, своим желанием отдал мне
всё… Хотел, чтобы ты чувствовал меня. Чувствовал, как я. Но я всё
испортил. Прости меня, если сможешь… Гордыня. -У-Улькиорра! Что ты
делаешь? – кажется, рыжий синигами так ошарашен, что даже забывает
сопротивляться, когда его запястья окольцовывают железными скобами. -Я
возвращаю тебе долг, Куросаки Ичиго,– нереально яркие, даже для
арранкара, зеленые глаза смотрят абсолютно равнодушно. -Какой долг?
Ты мне ничего не должен! Мы больше не враги! Да отпусти же меня,- парень
наконец пытается вырваться, но холодные бледные пальцы держат крепко. -Ты
и твои друзья, синигами, помогли мне побороть отчаянье. Теперь я помогу
тебе избавиться от твоего греха. Куросаки неловко падает на бок;
находясь в полном шоке, наблюдает, как его ноги сковывают. -Улькиорра…
Это что, шутка такая? Мне совершенно не смешно! И когда это ты
заделался в священники, чтобы беспокоиться о моих… Ледяные пальцы
удерживают нагло вздернутый подбородок, заставляя смотреть глаза в
глаза. -Слушай меня, Куросаки Ичиго. Слушай внимательно – повторять я
не буду. Я помогу вам, потому что сами вы не справитесь. Вы слишком
похожи. Но вы глупы. Вы как дикие звери. Может, это будет жестоко, но я
не вижу других способов помочь вам. -Кто «вы», Улькиорра? О чем ты
говоришь? Я не… Кватро запихивает белоснежный платок в рот синигами,
вынуждая его замолчать. -Ты слишком горд, Куросаки Ичиго. Ты
эгоистичен. Ты не делишься ни с кем ни своими чувствами, ни болью.
Сколько раз ты жертвовал собой ради других людей? Ради друзей, родных,
даже врагов? Но думал ли ты, какую боль ты причиняешь близким людям,
отдавая себя на растерзание? В этом мире не найдется человека, который
принадлежал бы только себе. Каждый человек связан с кем-то и делит
счастье и несчастья с этими людьми. Поэтому абсолютной свободы не
бывает. Потому мы делим с ними все радости и невзгоды... и нашу любовь… Последнее,
что чувствует Ичиго – это несильный удар по голове. Погружаясь в густой
черный туман, он отключается. Искупление. Короткое движение
ресниц щекочет шею арранкара. Тонкие холодные пальцы осторожно
зарываются в пряди голубых волос. Гриммджо застывает, боясь спугнуть
робкую нежность в искрящихся лунными лучами карих глазах. Тук-тук –
бьется рядом чужое сердце. -Я прощаю тебя, Гриммджо.
